Форум

Откровения Люцифера в старом Таллинне.13 отрывок
Несколько последних дней декабря прошли быстро, были наполнены поездками по Городу, вынужденным «шоппингом» и прогулками по близлежащему «моему» Парку, а также «постепенным», растянутым на вечера нескольких дней, писанием небольшой мистической картины.
Приближался вечер тридцатого декабря, и я собиралась на новую лекцию в «тихую обитель» или «ложу Теософа», или просто – к «Бликам Истины»; я шутливо проигрывала внутри эти названия, улыбалась внутренней улыбкой на их несуразные сочетания, внутри же меня одолевало лёгкое, тягучее волнение Души, выливавшееся в некоторую приподнятость энергетик, смешанную с небольшой, периодически подступающей дрожью в груди.
Время близилось к пяти вечера, за окном давно уже стемнело, я одела своё любимое платье, где элементы готического покроя соединялись со стилем лёгкой барочности, оно подчёркивало достоинства моей фигуры, выделяло довольно большую грудь и высокую шею, но своими длинными полами закрывало часть красоты ног; мне хотелось выглядеть элегантно классически и немного вызывающе; последнии два-три года я чаще скрывала достоинства своей фигуры, чем выставляла их «на показ», поскольку поняла некоторую нечистоту использования сексуальной магии для привлечения публичного мужского внимания, я перестала нуждаться в этих, довольно грубых энергоподзарядках, несущих неоформленную, неочищенную творчеством обобществлённую родовую энергию, перейдя на более тонкое топливо высоких эмоций. Сегодня же я решила предстать в «неотразимой красе», мне было очень интересно ощутить реакции Бенедиктуса. Я оделась, взяла с собою ничем не обёрнутый подарок – вчера завершённую небольшую картину, сюжет которой изображал стоящего над «пропастью Земли», среди ярких и многочисленных сполохов Звёзд, глядящего огромными, бездонно мистическими, подёрнутыми пеленой слезинок, сострадающими глазами Ангела Света, окружённого тёмно-фиолетовыми всполохами многочисленных огней духа и вздымавшего руки к Небесам в исступлённой молитве за спасение землян от тотального рабства их Душ. Люцифер был словно живой, пришедший из глубин высших измерений Бытия, и излучал неописуемую вселенскую Любовь; крылья Его были сомкнуты, глаза светились безграничностью Духа, Он словно готовился вступить в Бездну ради спасения находящихся там страждущих Душ; на самом деле, под Ним была Земля, напоминавшая темницу духа, словно опоясанная со всех сторон волей своего Полубога. Я более не могла смотреть на картину, мне хотелось плакать; лицо Люцифера было схоже с лицом Бенедиктуса, отличавшись лишь гладкостью черт Его вечной молодости и огромностью «непрочитываемой» мощи духа. Я положила картину в простой полиэтиленовый пакет и направилась к выходу; завела машину и поехала по серовато-тёмным, влажным от прошедшего ночью холодного дождя улицам, к центру города. Место для стоянки сразу не находилось, пришлось проехать не одну сотню метров, прежде чем я смогла припарковать машину на Мере пуйэсте (Морском бульваре), около какого-то бара, куда кучками шёл народ, вероятно, на предновогодний праздник. Я перешла дорогу и вошла в Старый город, во мне вновь возникло ощущение «связи времён», перемешанное с чувством странности такого быстротечно текущего времени; внутри ощущался бурлящий поток сил, ноги словно сами, несли меня по мощёным улочкам, сквозь гуляющую толпу, к заветной «тихой гавани» Души; вскоре я оказалась в зажатом между домов дворике, повернула направо и спустилась в уже знакомое сводчатое помещение теософов. В этот раз почти все места были заняты, стоял несколько тяжёлый воздух, человек пятнадцать, вероятно частию просто забредших «на огонёк» сидели в зале, в котором почти не оставалось свободного места; по виду, часть из пришедших были явно не духовного «покроя» люди, энергетики их был какие-то «скомканные», «с множеством трещин», лица не излучали ничего, кроме «любопытства обыденности» и какого-то смешного чувства собственной важности; свечи не горели за столом, Бенедиктуса не было на месте. Я спросила, будет ли лекция, кто-то мне ответил, что ещё без пятнадцати шесть, лектора пока нет; я нашла пару свободных мест на первом ряду, сняла свой полушубок, и села в ожидании прихода Мастера. Ждать оказалось недолго, помещение словно наполнилось силовыми полями, вошёл Бенедиктус, зажег свечи и поприветствовал всех находящихся в зале людей, как и ранее осматривая их пристальным мягко скользящим взором; и вот, его взгляд остановился на мне, и я ощутила себя словно окутанной исходящей от него тонкой энергией иного измерения сознания, наши взгляды встретились и я услышала: «Анна, Вы источаете блики Красоты, и украшаете нашу обитель. Красота – это состояния бытия, а красота Душ – проявление Его величия, - нежно, с лёгкой игривой иронией, сказал Бенедиктус. – Приветствую Вас в нашем Пути к Истине!» Я ответила, что очень рада быть здесь вновь, видеть носителя Небесной мудрости и готова внимать её реалиям; после, хотела бы подарить скромный подарок, указав взглядом на лежащую рядом со мною в пакете картину, и поговорить с Мастером. Бенедиктус одобрительно кивнул головой, вновь нежно, с оттенком сострадательности, улыбнулся и сказал: «Дамы и Господа, Господа и Дамы, вы готовы, будем начинать нашу лекцию о том, что такое мораль и этика человека и что такое свобода его воления?». Большинство присутствующих одобрительно закивали головами, кто-то даже сказал, что «уже всё и началось», и он весь во внимании, кто-то произнёс «с Богом», и когда лёгкий шум утих, началась лекция.
«Я бы хотел начать с изречения одного великого философа: «Человек есть единственная метафизическая тварь на Земле», - сказал Бенедиктус. – Только человек, - продолжал он, - способен задавать на Земле вопросы: чем определяются мои поступки и действия, откуда я пришёл, зачем я здесь и что хочу от своей жизни, зачем я пришёл сюда и что должен здесь делать и как могу я управлять своими поступками; ни одно иное живое существо на Земле не спрашивает и то, чем кончается моя жизнь, где её цель и смысл, не обращается с взыванием к Высшему, прося прояснить смысл своего бытия, ни одно иное существо не задумывается откуда берётся свобода выбора и зачем она вообще нужна, не пытается понять что есть любовь и этика жизни. На Земле, во всяком случае, в зримом физическом её мире, только человек способен задавать себе такие вопросы и пытаться найти на них ответ; впрочем, - добавил Бенедиктус, - далеко не всякий человек задаёт себе такие вопросы, ещё меньшее количество людей стремятся сколь-либо серьёзно понять сказанное, и лишь малая часть – приходит к их пониманиию. Почему столь таинственны и сокрыты от простого взора людей эти великие вопросы человеческого бытия, отчего довлеет над ними словно флер «потусторонности», закрывающий простое и ясное понимание их сути? Отчего так мало людей способны постичь истинности своего бытия, обрести свободу и любовь своих сердец, проникнуть в таинство смыслов человеческой жизни? Сегодня мы попытаемся найти ответ на эти вопросы, понять где находятся основы всяческой морали, чем отличаются они от этики и что есть такое свобода человеческого выбора. Предваряя начало лекции, мне хотелось бы воспроизвести для вас ещё одно изречение великого метафизика нового времени, Иммануила Канта, о том, что есть самое «удивительное и странное» на Земле для Души человека, великий мистик говорил: «Две вещи наполняют нашу Душу самым большим удивлением, чем более мы всматриваемся в них: звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас». В этом суждении – поэтическое выражение таинства пробуждающейся человеческой Души – способности видеть мистицизм человеческого рождения, даруемый «вторым рождением» - рождением Души. Это есть наибольшее таинство пробуждённого: видеть величие Божьего мира и осознавать высшую этику Любви Запредельного.
Стоит предельно вчувствоваться в эту мистерию, открывающую живую реальность Бытия Души, наличие Творца и нисхождение Его дара выбора как Галактической свободы пробуждённого человека. Жизнь в магическом Мире, радость непрекращающегося причащения к живой реальности, - это магический дар пробуждённого человека, способного превратить высшей алхимией «золото в бытие». Однако, нам надо возвращаться в лоно поставленных вопросов и начинать развёртывать «бесчисленные нити» их, запутанных для обыденного сознания, смыслов.
Начнём с понятия свободы выбора и метапсихологических механизмов человеческого ума. Человек рождается на Земле не имея ни самосознания, ни выбора когда, в каком обществе, в какую эпоху, в какой социальной среде и у каких родителей он является в этот мир; более того, ни психологические, ни телесные качества этот маленький человек не выбирает, всё даётся ему как бы «от родителей», являющихся непосредственной причиной его появления; и качества родителей, которых он не выбирает, но которые начинают его воспитывать, этот маленький человек тоже просто «наследует», как и реалии общества и той социальной среды, в которой он впоследствии растёт. О какой свободе выбора здесь может идти речь? Думаю, если смотреть непредвзятым взглядом, мы не можем найти в таком появлении человека никакой свободы «его самого»; когда мы будем идти далее, то увидим подобную обусловленность и у его родителей, дедов, бабушек и так далее, вплоть до «начала времён». То же происходит, если, используя наши как научные, так и философско-духовные знания, мы пытаемся «найти свободу» в его психологических качествах, в морали или сформировавшемся обыденном самосознании, - кругом определяющии цепочки причинно-следственных связей, сплошная связанность и детерминизм (тотальная обусловленность). То же самое происходит и при нашем как бы более глубинном рассмотрении проблемы свободы, через констатации «прирождённой свободы выбора» повзрослевшего, обретшего своё «я» и его обыденное само-сознание, человека; просто к обычным, неосозаваемым причинам и следствиям, добавляются причинно-следственные связи его «я», имеющего реальную и иллюзорную структуру ценностей и мотиваций; когда мы говорим, что человек использует свою волю, мы реально, а не иллюзорно, сами не сознавая того, имеем в виду то, что мотивации этих частей «я» вклиниваются в цепочки внешних событий и управляют ими в меру своих возможностей влияния на эти события; психологически же человек ощущает, что его мотивы независимы, основаны лишь «на нём самом», кроме того, остаются невидимыми отстоящии от фокуса внимания причины и качества действующего человека, мотивации не имеют зримой связи между собою и своими побуждающими причинами, - и человек «с чистой совестью» и вполне искренне чувствует и считает, что он выбирает сам, независимо, по своему свободному волеизъявлению. Это очень краткое, схематичное описание, - добавил посмотрев на слушающих его людей, Теософ, - чтобы досконально изучить эту структуру реалий человеческого бытия, понадобилось бы куда большее количество времени и начинать необходимо было бы с общих основ строения человека и его способностей познания; кроме этого, все частичные и фрагментарные знания о механизмах человеческой жизни должны собираться нашим умом в единую картину, которая должна проживаться нашими высшими чувствами и создавать состояния бытия, позволяющии не только знать эти «законспирированные» нашим Управителем истинности, но и реально проживать их присутствие во всех аспектах человеческой жизни на Земле. Сейчас, наша первая задача – дать номинации реальному положению дел человека на Земле и осознать всю «плачевность» его тотального биоробототизма, который не «отменяет» ни наличие обыденного самосознания, ни высокой интеллектуальности, ни творчества (последнее лишь творит новации, а не свободу).
Итак, картина получается достаточно мрачная и даже кошмарная, - жизнь биороботом с иллюзией свободы выбора, без всяких перспектив и надежд, в руках умного и хитрого Управителя Земли, Полубога Солярного мира.
Когда видишь эту картину во всей её убийственной «красе» - сердце вИдящего наполняется великим состраданием к «обречённым», «зависшим над Бездной» людям, пребывающим в детских иллюзиях своей «самодостаточности» и «свободы», не способных что-либо изменить в своей судьбе и обречённых на вечные скитания Сансары. Но это – уже иной наш главный вопрос – об основаниях высшей этики, находящихся за пределами обыденного сознания и истекающих состраданием вИдящего, на основе обретённого просветлевшей Душою высшего таинства Мироздания - Любви сотворившего Дух и живые матрицы наших Душ – Сверх-Разума Абсолюта. Для знающих, добавлю, что это неразделяющее вИдение – осознающее великое единство в Абсолюте всего «произросшего» во всех мирах, - и есть высшая философия Божественного Единства, именуемая Адвайтой бытия или просто адвайтой.
Сейчас мы сделаем перерыв, - сказал Бенедиктус, - ибо вам необходимо немного ослабить нагрузку своих умов, чтобы мы могли эффективно двигаться дальше, - завершил, смотря плавно скользящим, полным запредельных энергий взором, Бенедиктус.»
Я ощущала странный прилив энергии во всём теле, голова же была в одно и то же время пуста и наполнена; приподнятость настроения ощущалась смутным, исходящим из самых глубин моей Души, чувством причащения к чему-то непереоценимо важному, являющему тайну самого бытия, сокрытую от взоров большинства и явившуюся мне своею «сокровенною правдою».
Я подошла к Бенедиктусу, поблагодарила его за происходящую мистерию и вынула из пакета предназначенную ему картину, развернула её полотном к его лицу и произнесла: «Во имя высшей Истины!»; более того я ничего не могла произнести, смотрела в глаза Бенедиктусу, и когда он отвёл взгляд от картины, добавила: «Я вижу в Тебе Свет самого Создателя. Я благодарю Бога за этот Твой дар!». Теософ улыбнулся, в его глазах промелькнула лёгкая мистическая грусть, и сказал мне: «Анна, - мне нравится Твоя картина, ибо вижу – писала её Ты «в духе», она полна живой силой, словно Ангел Света живёт и в её полотне, она излучает сострадание, боль за судьбы Земли. Но, Анна, там нахожусь не я, я «простой смертный», и если можно было бы и именовать меня Ангелом Света, то лишь с одной употребляемой на Востоке приставкой: «дас» или слуга.»
Бенедиктус бережно взял картину в руки, ещё раз взглянул на неё, словно общаясь с изображённым на ней живым образом Люцифера, сказал «ОМ» и положил картину на стол, где она, во всполохах догорающих свечей, словно приобрела ещё большую живую силу. «Пойдем на воздух, Анна», - сказал Бенедиктус и мы поднялись во дворик, где прогуливалось почти половина пришедших на лекцию людей. Десять минут прошли быстро, Бенедикутс отвечал на вопросы людей, заодно, как я заметила, стараясь осознанно курить сигарету; последнее ему полностью не удавалось, он переводил взгляд то на исходящий дым, то на лица спрашивающих людей; я постаралась скопировать осознанное курение, слушая «краем уха» произносимые вопросы и ответы, концентрируя разделённое внимание и на ощущениях от вдыхаемого дыма, и на его выпускании «в небо», и на лицах и голосах окружающих. Мы практически не смогли поговорить с глазу на глаз, чего мне хотелось, поскольку я желала договориться о нашей новой встрече, которою мне хотелось с нетерпением приблизить насколь это возможно. Ладно, подумала я про себя, после лекции я смогу поговорить с Мастером, нечего мне спешить. Вскоре все вернулись в полуподвальный зал, я снова сидела на своём месте, ощущая, что как будто мне чего-то не хватает, и мною было что-то потеряно; лишь минуту спустя я поняла, что подаренная мною Бенедиктусу картина не жила отдельной от меня жизнью, и словно моя частичка «ушла от меня» и находилась на столе у Теософа.
«Итак, - сказал Бенедиктус, - приступем к следующей части нашей лекции.
Теперь я хотел бы остановиться на том, что есть такое общественная мораль и чем она отличается от этики. Как мы видим, наше «я» имеет много «этажей и уровней», одним из которых и является регуляция общественного поведения человека, именуемая моралью; наши обусловленные воли, входящии в мир взаимоотношений со своими целями, должны иметь систему «сдержек и противовесов», чтобы не создавать чрезмерного, опасного трения конфликтов интересов во взаимодействии человека с человеком. Мы сами, на основе бесчисленного множества примеров жизни, видим, к чему, зачастую, приводят такие «необузданные» межчеловеческие «трения», как часто «горит кожа», иди, даже, «испепеляются кости» одних «собратьев» по Земле другими, и подобное действо присутствует практически постоянно на микромасштабах индивидульных судеб, так и, периодически, с момента начала всей новой истории, в макромасштабах множественных и нескончаемых войн; сюда можно добавить несметное количество всяческих не находящих заметного отображающего отклика в летописях истории, «щекотаний» и «пинков» , столь щедро наделяющих бросовыми энергиями агрессии очередного несчётного «сестру или брата» по обители Земной.
Вот для чего, наряду с законами, и образована общественная мораль, которая, в достаточной мере и не справляется с урегулированием столкновений человеческих эгоизмов и составляет ещё один детерминированный механизм человеческой взаиморегуляции.
Теперь мы должны перейти к самому важному: есть ли вообще выход из такого плачевного положения человеков Земли, можно ли «пробить брешь» в обусловленности и выйти к истинной свободе воли, можно ли обрести вместо конвенциональной (соглашательской) морали этику, способную сделать сердце человека истинно сострадательным, дать ему инспирацию творчества пути ввысь? Безусловно, эти вопросы – само живое полотно жизни человека, и от их разрешения зависит сам смысл жизни человека на Земле.
Как вы помните, мы ранее разбирали так называемую «пирамиду» мотиваций, для того, чтоб был ясен механизм обусловленности нашего ума. Теперь мы двигаемся к пониманию того, где находится «ахилесова пята» этой тотальной обусловленности, как её обнаружить и выйти из биоробототизма жизни. Первое, что нам следует понять, это невозможность освободиться внутри самого обычного ума «от ума», это будет порочным кругом, к водовороте мыслей которого «погибла» не одна ищущая Душа; мы должна создавать внутри себя нечто новое – максимально независимый от ума, использующий совершенно иные основания разума (кому угодно будет номиновать по-иному – высшего ума) - истекающего из матриц духа, на которых базируется и сам ум, не сознавая своей первоосновы, - экран чистого наблюдающего сознания. Вот здесь и находится «ахилесова пята» низших матриц программ человеческого рода, побуждающих человека быть подчинённым своим целям и лишающих его «высшего разумения» о своем истинном, рабском положении на Земле; только отсюда и может начинаться подлинная духовность и произрастать свобода; другого пути просто нет, альтернативу являют лишь навеваемые тем же Управителем иллюзии собственной свободы и мнимость доброй воли, навеки порабощающии Души или, что будет звучать правильнее и точнее, заставляющии жить с эрзацем Души, в иллюзии её «доподлинного» наличия. Вдумайтесь в сказанное, попытайтесь вжиться в мелодики выраженных смыслов, медитационно войти в осознанность, пусть и на короткий момент времени, что бы ощутить истинное положение ваших дел и возыметь силу и смелость к своему освобождению от рабства.
Далее, что как бы уже само вытекает из сказанного, мы попытаемся понять, что же есть основание высшей этики человека? Да, именно так, и только так во внутренней плоскости сознания человека – наличие отстранённого наблюдателя, чистого экрана сознания, истекающего от живой матрицы Духа, - ибо только Там наличествует свобода (безусловно, тоже не абсолютная) и только Оттуда как дар Творца она может нисходить на нас, тех, кто живёт не умом, а сознанием, тех, чьи Души обрели то «минимальное» количество Света, способного растопить «лёд забвенности» и начать творить – свою жизнь здесь, и будущую Жизнь - Там.
Ко всему следует добавить, что, если следовать теории реинкарнации, человек сам ответственен за своё будущее – тем, насколько он работал здесь над своею осознанностью, как он реально – в измерениях состояний бытия – здесь жил, а не как воображал о жизни и не как «механически рефлексировал». Вот здесь и сокрыта главная мистерия Человека – способного к сознательному творчеству, созданию Души и выбору своего вселенского будущего. И никакой Полубог не способен противостоять этому дару самого Сверх-Разума, ибо не было возможности создать человека, не используя Образ и Подобие Высших Сфер Бытия – живого и вечного АБСОЛЮТА.» Тут Бенедиктус на время замолчал, словно погрузился в глубину медитации, лишь после чего добавил: «Только не следует забывать, что в нашу эпоху Железного века освободиться могут лишь избранные. Станьте ими. Этим вы поможете и другим «достойным» Вечности.»
На этом лекция, как я почувствовала, подошла к концу, Бенедиктус объявил перерыв, после чего должны были начаться обсуждения и дискуссии. Я чувствовала себя, словно сам Люцифер снизошёл до меня и раскрыл мне самую великую тайну человека – технику освобождения Души; внутри была лёгкая дрожь, пальцы мои чуть похолодели, на лбу проступили маленькие капельки пота; кроме всего, мокро было и в ложбинке между грудями, за ушами и, даже в нижней части живота; но моё напряжение меня не беспокоило, словно являлось неизбежным последствием постигнутых мною истинностей.
Я подошла к Бенедиктусу и поблагодарила его за столь интересную лекцию; глаза мои сияли отражёнными частичками неземного Света, внутри я ощущала возвышенную радость, моё состояние явно было выше «обыденного», словно я находилась сразу в двух реальностях – чистого сознания и этого инертного, тяжёлого материального мира. Бенедиктус сказал мне: «Я вижу, Анна, Ты смогла причаститься к более высоким пониманиям, эти состояния сознания необходимо поддерживать волей и развивать дальше, используя различные техники работы над собой. Как бы Ты охарактеризовала то главное, что смогла понять сегодня? – спросил, глядя в мои глаза Теософ.» Ответ пришёл ко мне как бы сам, автоматически: «Я смогла причаститься к свободе; я ощутила глубину нашего неведения себя.» Бенедиктус вновь улыбнулся, на его лице проявилась таинственность, словно за улыбкой скрывалась сама извечная игра Бога, и сказал: «Анна, возможно, мы сможем встретиться с Тобою завтра, если у Тебя нет иных планов на этот последний день уходящего года». Я ощутила новый прилив энергии, и радостно, почти как юная пионерка, произнесла нараспев: «Я готова, я буду очень рада». Мы договорились условиться о точном времени и месте встречи на следующий день, утром. Вскоре Теософ сел на своё место, ему принесли новые свечи, которые сразу же были зажжены, всполохи их огней снова придали его лицу таинственность, и началось обсуждение. Первый вопрос на сей раз задала я, несмотря на то, что кто-то в задней части зала совместно со мною начал говорить; я спросила о том, сколь соотносится между собою достижение свободы выбора и способность к истинному состраданию, и как тогда оценивать добро, исходящее от обычных людей, если они не свободны выбирать и действовать осознанно в высшем смысле этого слова. Бенедиктус стал отвечать: «Действительно, в этом мире твориться, слава Богу, не только зло, есть множество человеческих действий, подпадающих под определения добра; сейчас мы не будем глубоко вдаваться во взаимосвязанность и родство этих понятий и основанных на «добре-зле» действий, но подчеркнём, что корни их едины и находятся в самой структуре ума, требующего оценки разделением, фрагментацией реальности. Обычный ум не может функционировать по другому, лишь выход в сферы чистого осознавания приоткрывает вИдения единства, которое делится умом на различные части, порождая двойственность и разрывая цельность полотна жизни. Обычный человек, творящий добро, находится в этой разделённости, и мотивы его действий не обладают чистотой цельности; в его побуждающих творить добро силах отсутствует свобода воления, и, говоря иными словами, они производятся так же механистически, как и творение зла. Для того, чтоб обрести истинную этическую ценность, должен присутствовать реальный, а не воображаемо-иллюзорный выбор и отсутствие привязки к плодам действия, которое должно проистекать «спонтанно», в потоке истинного сострадания Души, а не происходить от человеческого «эго», даже из «высоких» его структур, затрагивающих эстетические ли, моральные, духовные его части; иными словами – творение добра должно основываться на высшем, космическом сострадании к человеку, а не на любых мотивах его личности; безусловно, в обычной жизни, мы классифицируем степени добра по тому, из каких мотивов оно истекает, сколь они «высоки» или «низки», какова доля «собственного интереса» и к какой категории нашей личности они относится. С наступлением пробуждения Души все мотивы человека приобретают состояния осознанности и любви, уходят определяющии «нечистоту» факторы мотиваций, приходит способность истинного сострадания и свободы выбора.
К сему,- добавил Бенедиктус, - только эти состояния сознания оживляют Душу, и она становится способной отражать высшую Любовь Творца и Его свободу проявлять её в Мире; всё иное, сколь бы ни казалось оно нам «благим» или «добрым», - есть лишь наша иллюзия самовозвеличивания и служение порабощающим нас силам. Таков мой краткий ответ, Анна, также добавлю, что такая свобода «великого делания» открывается нам не умом и его понятиями, а лишь живыми состояния бытия – одновременным присутствием «над и внутри» реальности жизни, - закончил Бенедиктус.»
Далее, сидящая сзади пожилая женщина, сказала: «Вы приписываете себе роль пророка, говорите так, как будто вещаете высшии неоспоримые истины, но в ваших словах я чувствую лишь гордыню и нелюбовь к Богу. Вы позволили себе заявить, что Иегова не высший Бог, сказали в прошлый раз, что не принимаете Его воли на Земле. Ваши умствования только сбивают людей с толку, мешают неокрепшим Душам развивать в себе веру и любовь. В этот раз вы дошли до того, что обвинили чуть ли не всё человечество в рабстве, назвали людей биороботами, попытались обесценить всё доброе, что делается на Земле. Я вижу, что вы просто не верите в Бога, обманываете себя и людей какими-то концепциями и, более того, возводите Сатану на трон, заявляя, что это он, Люцифер, только и есть источник света, - закончила говорить полная «справедливого гнева» пожилая женщина.»
В зале сразу поднялся лёгкий шум, сопровождающийся приглушёнными смешками, люди пытались пристально всмотреться в говорившую, кое-кто улыбался, а один пожилой мужчина сказал «Хватит нам сект и слепых верований; если вас не интересует знание, зачем сюда ходите?». Сразу же вмешался Теософ, попросив не ругать пожилую женщину: «Знаете, Вы ведь правы, глядя со своей позиции; Вам просто по-другому и не может видиться сказанное мною; и я знаю, что Вы говорите искренне, и чувствуете реальную боль от услышанного здесь Вами, походящего для Вас на богохульство. Я не собираюсь пытаться Вас переубедить, да и это ничего бы не дало Вам; Вы сами должны попробовать приблизиться к истине, сами должны начать понимать, что не всё в этом Мире так «односложно и просто», не всё расцвечивается лишь «двумя цветами» - чёрным и белым.
Кроме того, взгляните, пожалуйста, на табличку, висящую над моим столом, где написано: «Мы не претендуем на высшую Истину, мы лишь ищем наибольшего приближения к её правде.» Более мне сейчас нечего сказать Вам, кроме пожелания приблизиться к этой великой Правде Реальности.
Благодарен Вам уже за то, что Вы высидели до конца лекции и выразили своё мнение, - закончил ответ Теософ. В зале продолжалось лёгкое оживление, словно серьёзность сказанного на лекции и некоторая скованность вниманий слушавших стала переходить в игривое состояние умов; посыпалось множество вопросов, и обсуждения продолжались на протяжении всего последующего часа. Люди говорили более всего об общественной морали, о её эррозии в новое время, о том, как сложно практиковать осознанность, а также поднимали вопросы структуры человеческого ума. Мне было интересно слушать обсуждаемое, но я не ощущала в большинстве спрашивающих той глубинной силы, которая позволила бы мне сразу почувствовать, что они серьёзно работают над собою и достигли чего-либо зримого в состояниях сознания; порою, создавалось ощущение, что для многих присутствующих работа над собою ограничивалась работой над своими размышлениями, проговариванием множества слов и отсеиванием слов «ненужных». Однако, в зале было несколько человек, про которых я так сказать бы не осмелилась, они излучали сильную энергетику, почти ничего не спрашивали, а больше тихо слушали происходящии беседы.
Вскоре вопросы иссякли, вероятно даже у тех, кто любил много жонглировать словами и чувствовал в этом радость, а, может, и видел здесь своё развитие; появилось более насущное желание – оказаться побыстрее дома. Обсуждение закончилось, Бенедиктус сказал, что сегодня никаких дополнительных занятий не проводится, они будут продолжены в новом году, пожелал всем делать пред новым годом практики прожигания старой уходящей кармы и практики создания намерений на наступающий год, после чего в игривом, но сохраняющем серьёзность, жесте воздел руки к Небу и пропел «Оооомммм». Одна из женщин, членов ложи, напомнила о дате новой лекции, а также указала на ящик для пожертвований на хозяйственные нужды (теософы не брали прямых пожертвований «за знание»), люди подходили и жертвовали, как я невольно видела, в основном мелкие купюры, я положила туда пятьсоткроновую деньгу, подумав про себя, что получаемое мною знание «бесценно»; в зале уже почти не оставалось народу, кто-то из пожилых мужчин подошёл ко мне, сказал комплимент и спросил, буду ли я дальше ходить на лекции, я поговорила немного с этим мило выглядевшим старичком, одетым в пальто с длинными, почти до колен полами, и собиралась уже подниматься по лестнице, пока мой путь не прервал голос Бенедиктуса: «Анна, - до завтра; я позвоню Тебе утром. ОМ». Такое прощание вновь вызвало во мне лёгкую восходящую волну энергии, прошедшей словно через моё сердце, я улыбнулась в ответ и неуклюже проговорила: «ОоМ», после чего ступила на лестницу и оказалась на улице.